В чем заключалось сектантское движение XIII века? Оно заключалось в бунте бедных против богатых, который выразился в остром перевороте или переоценке всех ценностей. Еретические секты отличались друг от друга степенью резкости своей формулировки, но все одинаково стояли на одной точке зрения; особенно ярко выражена была она в болгарской секте богомилов. Богомилы говорили так: «Попы и знать чтут своего бога. Нам, бедным, ясно, что этот бог не есть настоящий бог, хотя он властвует над миром, ибо как же иначе богатые были бы богатыми, как же было бы столько несправедливости? Ведь бог всемогущ, и он мог бы одним мановением руки все переделать, но он терпит, значит, находит, что это в порядке вещей. Но мы находим, что это ужасная несправедливость, ужасное зло, значит, этот бог согласен с господами, а с нами не согласен, это — господский бог, он ими теперь и царствует в мире, пока он сильнее, но он не есть настоящий постольку, поскольку он несправедлив. А существует ли справедливый бог? Конечно, иначе нельзя было бы жить. Справедливый бог есть, но, очевидно, ои пока слабее. Мы — люди божьи, мы пока живем под спудом, нас гнетут, наши угнетатели рассаживают нас по тюрьмам, на нас клевещут. Точно так же и на том свете настоящего бога засадили в темницу, его оклеветали. И потом же, потом, — прибавляли бедняки, — вы знаете, кто настоящий бог? Настоящий бог — это есть дьявол. . Дьявол есть бог, который требует справедливости. И когда дьявол, которого оклеветали, взбунтуется, он опрокинет раззолоченного бога, который помогает царям, и тогда наступит настоящий праздник справедливости. Истинное тысячелетнее царство.
Поэтому надо во имя этого угнетенного, но справедливого бога — дьявола — самим быть начеку, следить за собой, жить праведной жизнью в ожидании его великого бунта».
Что значит жить праведной жизнью, чем отличается царство бога от нынешнего времени? Они говорили: нынешний бог — бог папский, он винопийца, он обжора, как все они, эти самые баре, он любит пышность и вся природа — это риза, соблазнительно пышная, церковная. Между тем подлинная жизнь по–божьему заключается в посте и молитве, и подлинное царство божье будет очищением душ от тела, вознесением всех душ к победившему, наконец, богу справедливости, который в течение десятков тысяч лет был в плену у этого гордого победителя бога. Сатана лукавый, он одержал верх, он победил, он Христа задержал в аду, он поместил вместо него антихриста, папу, он царствует в этом мире, и он прельстил всеми прелестями. Аскеты же являются сторонниками настоящего бога, который сейчас сидит в тюрьме, но который вырвется оттуда и которого попы выдают за дьявола, в то время, как они–то и служат подлинному дьяволу в своих раззолоченных церквах.
Другие еретики не доходили до того, чтобы сказать, что настоящий, подлинный бог вместо дьявола посажен в ад. Они утверждали только одно: что пост, молитва, умерщвление своей плоти есть заслуга — она позволяет вырваться из темного мира. Они сами не только постились, но просто голодали, они не только молились, но стонали, потому что их предавали всяческим мукам. Это была в высшей степени угнетенная часть населения. Протест шел не только против богатства, во против всяких наслаждений в жизни, и за идеал считался аскетизм, полное воздержание от каких бы то ни было удовольствий жизни. Духовенство подвергалось нападкам именно за свою жизнь, за свой блеск, за свое богатство, за то, что не осталось ни капли аскетизма в церковной жизни. Таково было революционное христианство в XIII веке.
Церковь очень умно его учла и сумела отвести его русло в другую сторону. В XIII веке она ответила основанием двух орденов католической церкви — Францисканского и Доминиканского. Франциск Ассизский, один из величайших учителей бедноты, который говорил, что бедность и аскетизм суть единственные заслуги, поладил с папой. Папа дал ему право учреждать монастыри бедных, и эти братья, которые должны были ходить босиком, подпоясанные веревкой и жить исключительно милостыней, проповедовали преданность папе и внесли разлад в ряды бедноты. Были также люди, которые как будто бы соблюдали полный обет бедности, но тем не менее были агентами папы.
Доминиканский орден проповедовал также посты и молитвы и суровую дисциплину, но и доминиканцы были слугами папы, и им было поручено истреблять еретиков. Так что церковь хотела как бы заслониться этим: вы говорите, что мы все на золоте едим, в каретах ездим, но вот вам — монашки, францисканцы, ведь они живут бедно.
То же самое делается в России. Если кто скажет: архиереи — это важные баре, то вам скажут, что вот в таком–то монастыре есть схимник, который стоит на столбе 30 лет и мохом оброс, а пойди к нему, и он скажет запекшимися устами: «Слушайся, чадо, и не мудри». Через посредство монашества церковь выдвигала аскетов себе на защиту и старалась заслониться этими часто очень искренними людьми, которые сохранили мир с церковью.
Этот натиск низов прошел в России очень бурно во время никоновских реформ. В то время на самом деле борьба шла не из–за того — двумя перстами креститься или тремя, а–из–за того, что никониане в глазах того же протопопа Аввакума были прежде всего винопийцами, чревоугодниками, угнетателями слабых. Староверы считали, что мир есть пакость, а тело есть мерзость, и нужно его в огне сжечь, чтобы душа к престолу божьему вознеслась. Ненавидь тело, всячески его угнетай и бичуй для того, чтобы скорее пришла блаженная смерть во Христе. Это — подлинное учение Аввакума, которое собирало вокруг него так много людей. Оно проникнуто суровым убеждением, что жизнь вообще преступна и грешна, что бог требует отойти от этой жизни, но не наложив на себя руки, а претерпев до конца. Вот почему эти сектанты во время их гонений убегали на окраины и скорее предпочитали массами сжигать себя, чем отдаваться в руки Никону или Петру. Они сжигали себя не от отчаяния, а потому, что считали, что тот, кто сжигает себя, переносит все муки адские, и, если и были какие–нибудь грехи, они сгорают с телом, и праведные люди становятся перед богом ангелами. Здесь то же течение, которое породило первоначальную христианскую церковь. Такое течение обыкновенно является порождением особенно невыносимых условий, когда жизнь становится действительно невмоготу и когда нет вместе с тем возможности восстать с оружием в руках.