РЕЛИГИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ - Страница 44

Тем не менее, отдельные народы стали формулировать свои сепаратные программы. Возьмем самые крупные из таких народов — Англию, Францию, Германию.

Реформация в каждой из этих стран шла особо. Основная сущность реформации, с точки зрения политической, заключалась в стремлении этих народов отделиться от верховенства пап. Чье же тогда верховенство в церкви должно быть признано? Очевидно, светской власти. И то самое, что в конце XVII столетия произошло в России, когда Петр Великий провозгласил себя начальником церкви, который стоит выше патриарха, уничтожил патриаршество и сделал синод просто одним из министерств, подлежащих ведению императора, то самое было внутренней тенденцией реформации XVI века. Светская сила стремилась воспользоваться желанием народов отложиться от невыносимого гнета и невыносимых поборов Рима, чтобы присвоить себе и духовную власть и в то же время секуляризировать, т. е. конфисковать, церковные имущества. Такова политическая сущность реформации. Но самой важной была ее сущность социальная, которая в разных странах выражалась разно. Носителями социального движения реформации были средние классы, торговые классы, ремесленники, а также часть дворянства, среднего и мелкого, и — в зависимости от того, какую роль эти классы играли в разных странах — разный характер приобретала реформация как движение социальное. Всюду, говорю я, основным носителем ее являлось то, что мы можем назвать мещанством с примесью мелкого дворянства и даже части духовенства, но захвачены были и деревенская беднота, и деревенский среднезажиточный класс. Рост средних классов вызвал явления Возрождения (Ренессанса) и Реформации.

В Италии купечество, ремесленники и интеллигенция, сплотившись вместе, поднимали, начиная с XIV столетия, бунты против аскетизма, с одной стороны, и против официальной папской власти — с другой. Эти бунты повели к изумительному расцвету искусства. Отбрасывается заповедь христианская о том, что природа лежит во зле, что всякое наслаждение есть грех. Эти люди вернулись к идеалам Древней Греции, откапывали древние греческие божества, читали с упоением древние греческие рукописи и у древних греков, о которых нам с вами пришлось уже говорить, учились счастливой человечности.

Конечно, эта человечность недостижима для всех. Жить полной жизнью, полным развитием своей человечности и полным удовлетворением своих страстей могли не все, а только люди относительно богатые. А со всей полнотой ее могли проводить только очень богатые купцы — как Медичи во Флоренции, которые силой своего капитала превратились в настоящих царей, окружили себя пышным двором, — и люди, подходящие по складу и положению.

Им незачем было отметать католицизм, сам католицизм в Италии проникся тем же движением. Я уже говорил о папе Льве X, который окружил свои палаты чудными статуями, вырытыми из–под праха веков и свидетельствовавшими о красоте идеала греков, который, ударяя чашей о чашу какого–нибудь гуманиста, говорил: «Какой хороший человек был Иисус Назарянин: несут нам со всех сторон дань во имя его, а мы наслаждаемся». И папы построили себе такие языческие дворцы и собрали такие языческие музеи, что я лично присутствовал при таком зрелище: явились в Рим пилигримки из какой–то итальянской деревни, заскорузлые старушки в темных платьях, в высшей степени ханжески настроенные католички. И вот молодой попик водит их и показывает им папское жилище. Эти старые девы всюду хотели видеть мощи и всякие святые вещи. И вот ведут их в Ватикан, где сплошь голые мужчины и голые женщины, великолепно сделанные, пышные, красивые, соблазнительно улыбающиеся. Как им это показать? Это — такая скверна, такое наваждение, такая мерзость, что тьфу, тьфу, тьфу… Поэтому этот попик, который водил их, обращал все время их внимание на потолок, не на то, что на стенах, а что на потолке: «Вот здесь на потолке написано, как папа Исидор писал свои декреталии, здесь следует папа Григорий I» и т. д. И пилигримки сконфуженно смотрели на потолок и быстро проходили. Это — иллюстрация того, насколько итальянское папство само отошло от христианства.

Когда Юлий II с Микеланджело строил собор Петра апостола, или обсуждал планы создания себе самому пышной языческой гробницы, или вел свои политические войны — что общего было между ним и Христом? Он бы расхохотался, если бы кто–нибудь ему напомнил, что христианство есть обет вечного безбрачия, он бы сказал: «пойдите к моим маленьким монашкам»… Поэтому не удивительно, что Лютер сказал: «Антихрист правил в Риме, а не папа, не наследник Петра, а «враг», который именем Христа водворился, чтобы проповедовать грех, пышность, любовь к земле, — это властолюбие, это все семь смертных грехов, которые воцарились там, на папском престоле». Если вы припомните, что среди пап был такой, как Александр Борджиа, который в причастии отравлял людей, который рисуется нам до сих пор как тип законченного в своей отвратительной беспощадности человека–зверя, то вы поймете этого умного и честного мещанина Лютера, который говорил, что мы такого христианства не желаем признавать.

Но у Рима было и другое лицо. У Рима было лицо Бернарда Клервоского, бледное от постов и молитв, согретое внутренним пламенем религиозного экстаза. Эти души, которые просвечивали сквозь кости изнуренного тела, эти истинные угодники божий говорили: я не потому доминиканец, что я. ученик св. Доминика, а я domini canis, т. е. собака божья… они были носителями настоящего героического аскетизма, и тот же Лютер, который, как только произвел реформацию, женился на игуменье, говорил: «Нет, этим вы нас не проведете! Мы против этого! Мы против сатаны, против папы, который пирует под музыку и вокруг которого танцуют обнаженные женщины, но мы и против людей, которые говорят: не ешь, не пей, но женись, изнуряй себя, тогда ты будешь праведником; настоящая праведность божья заключается в том, чтобы трудиться, не лгать, верить в Христа и второе пришествие, помогать ближнему своему и быть честным тружеником, честным гражданином. Вот настоящая суть дела, вот чем нужно быть».