РЕЛИГИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ - Страница 55

Другим образом бога был Христос, сын плотника из Назарета, живший в большой бедности, преследуемый и мудрецами, и властями своего времени и в конце концов позорно распятый в качестве политического преступника. Бог вочеловечившийся выбрал для себя наиболее подходящий образ: бедняка, проповедника, агитатора, во имя очищения человеческого сердца и любви гибнущего. от козней священнников и царей. Конечно, такой бог не похож на бога, желанного для придворных и вообще власть и богатство имущих кругов. Поэтому образ бога был переделан.

Бог–отец стал изображаться в виде царя: седобородый царь в пурпуре и золоте, попирающий ногою землю, — точь–в–точь в костюме византийского царя. Он просто царь царей, т. е. самое главное начальство. И у него предполагается обширный двор. Его наследный принц Христос тоже стал изображаться в царских одеяниях. У него есть не жена, но что–то вроде жены, мать сына, дева Мария, владычица небесная. Затем целый штат приближенных святых, от самых больших до самых маленьких, из которых последние заведуют самыми крошечными департаментами, вроде охраны скота от болезней, специальностью по отысканию воров и т. д. Рядом с этим по другой линии идет штат ангелов, тоже от самых главных до самых маленьких, причем слово ангел означает не что иное, как вестник или курьер.

Так создано было понятие о небе как о блещущем великолепном дворце, с царской фамилией, вельможами и многочисленными слугами. Разумеется, церковное искусство пошло сейчас же по этому пути во всех отношениях: стали строиться великолепные храмы с золотыми главами, обкладывали золотом иконостасы и стены, одевали иконы святых в драгоценные митры и в драгоценные короны, церковные сосуды, церковные одеяния — все это блестело золотом, как на самых блестящих царских пирах.

Этим достигались две цели. Во–первых, бедняк, входивший в такой храм, чувствовал трепет и робость. Он понимал, что попал к высокому начальству, и дрожал. Он чувствовал, какая разница между ним, бедняком, и между тем могучим человеком в царской короне (митре) и в золотом мундире (епископское и архиерейское облачение настоящего даже времени есть не что иное, как копия с мундиров придворных тогдащних византийских царей), который вхож в алтарь, который разговаривает с богом почти запросто, большею частью на непонятном для него, мирянина, языке: у католиков — по–латыни, у русских — на церковнославянском.

Кроме такого возвеличения духовенства и оторопи в бедном человеке, а также, конечно, и раболепного восхищения перед блеском божественного дворца, этим достигалась и другая цель. Если бог ходит в золотых ризах и ест на золоте, значит, в этом ничего дурного нет. Почему же то же самое не делать и патриархам и царям?

На это церковное велелепие шли бешеные деньги.

ПРОТЕСТ БЕДНЫХ

Не все бедняки послушным стадом брели за епископом по этому отвергающему заветы евангелия пути. Даже среди тех, кого церковь называет святыми и своими учителями, были такие, которые гневно обрушивались на подобные явления. Так, на Востоке Иоанн Златоуст прямо говорил, что Христу могут быть противны дорогие церковные сосуды и драгоценные камни на утвари церковной, когда он» знает, что есть бедняки. «Как ты думаешь, — спрашивал Иоанн Златоуст в одной из своих проповедей, — если к тебе пришел голодный брат твой и ты не поставил бы ему никакой пищи на стол, а только расставил бы пустую серебряную посуду в большом количестве, — поблагодарил бы он тебя? Но Христос живет в каждом нищем брате твоем. Накорми его — вот настоящая заслуга перед Христом».

Иоанн Златоуст прекрасно понимал, что в глазах того бога, в которого верили первые христиане и к которому потянулись первоначально сердца бедняков, вся эта блестящая церковная утварь при наличии бедности и голода должна быть грубейшим противоречием и проклятым преступлением. Иоанн Златоуст говорил это без обиняков. Конечно, от власти ему за это пришлось не мало потерпеть. Духовенство же только потому признало его святым, что если бы оно окончательно отвернулось бы от бедных людей, то и массы отвернулись бы от него.

Так же точно и на Западе епископ Амвросий Миланский, считающийся святым, определенно заявил, что церковную утварь следует продавать, если какое–нибудь бедствие обрушивается на страну, ибо помощь бедным ставится гораздо выше какого бы то ни было церковного велелепия. Но эти высокопоставленные отцы церкви н& шли, конечно, так далеко в своем протесте, как бурные волны демократических ересей. Ересями считали всякое движение мысли и всякую попытку вернуться к евангелию. И такими ересями была полна вся история христианства. Все вновь и вновь, иногда с толстовской проповедью непротивления, смирения, погибая на кострах, иногда с оружием в руках восстают бедняки, стремясь очистить церковь от поповской скверны. Церковь обуревают два чувства: ненависть к этим протестантам и страх перед тем, что, перегнув слишком палку и слишком уйдя от заветов евангельских, можно сделать этих проклятых еретиков (до Льва Толстого включительно) слишком сильными, и поэтому церковь в таких случаях, когда прямо ставится вопрос о том, «имеют ли право бедняки на это имущество бедных», колеблется, и одни становятся прямо на точку зрения церкви, как опоры господствующих, а другим страшно порвать с традицией, что церковь есть все–таки, в конце концов, церковь бедных.

СЕКУЛЯРИЗАЦИЯ

Что касается власти, то, как уже сказано, она поддерживала церковь и часто давала ей богатые дары. Однако же она в то же самое время жадно поглядывала на церковное имущество, когда оно разрасталось, п конечно, светские власти заинтересованы были не тем, чтобы помогать бедным (разве для отвода глаз выкинут когда–нибудь пустячки), а тем, чтобы воспользоваться громадными церковными имуществами для своих политических целей и собственного велелепия. Сначала приведем несколько примеров из западной истории.