РЕЛИГИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ - Страница 72

Это не новая «вера». Верят там, где не могут знать. Это новое знание, которое переживает отдельные человеческие единицы. Мы пе верим, а знаем, что мы стоим на правильной дороге. Мы с гордой песней идем в эту борьбу, и нам кажется жалким, как свечка перед солнцем, то, чем стремятся заменить это миросозерцание религиозные люди. Мы говорим, что это хлам, это груда разлагающегося мусора.

Я получил здесь одну записку, но, очевидно, товарищ, писавший ее, но ожидал, что я здесь скажу. Он вообразил, что я скажу, если нельзя верить в бога, то нужно стать атеистом на буржуазный манер и жить в брюхо. Нет. Он очень ошибся. Тот энтузиазм, который окружает нас, не меньше того, который переживали христианские мученики, с той только разницей, что, если вы спросите христианского мученика: «Почему пошел ты на страдание?» — он скажет: «Я хотел приобрести венец мученичества», а революционер скажет: «Потому что я люблю людей». И тогда судите, кто из них святее и чье мировоззрение выше. Одно из них — все еще рабская религия. Это все еще «твори волю пославшего тебя», а другое говорит: нас никто не посылал, и мы не слуги, которых отправили за каким–то делом… Мы жили жалкими бедняками, валявшимися в грязи, и всякая свинья могла нас съесть. Природа могла растоптать. Но так как мы явились организованными существами, мы смогли развернуть наши знания и чувства. Мы, постепенно видоизменяясь, начинаем отличаться от самых разумных животных, и мы стали постепенно завоевателями — архитекторами мира.

Мы поставили перед собой определенный идеал и соответственно этому идеалу пересоздаем вселенную, начиная с земли. Кто такое «Мы»? Нам могут сказать: «Вы можете это сделать, вы, которые живете всего 60—70 лет?» Но ведь мы говорим вообще о человеке. Отдельные человеческие личности могут рождаться и умирать, а человечество постоянно живет, и оно не только живет, оно развертывается и стоит на пороге, с одной стороны, грубой силы, с другой стороны, настоящего братства. Маркс учит: настоящая человеческая история начнется, когда не будет раба и господина, когда не будет людей ученых и людей физического труда, когда люди братски разделят между собой бесконечное многообразие всякой творческой работы и, помогая друг другу и переплетаясь друг с другом золотыми нитями, не будут бояться смерти, а в каждом рождающемся будут приветствовать новое проявление единого человечества, а то, что было до сих пор, есть лишь печальное и трудное введение в историю.

Вот почему, товарищи, нам нельзя верить в бога — потустороннего творца мира или в бога, который является хозяином либо целью мира, словом — ни в какого бога.

Против всего этого возмущается наша научная, наша моральная совесть. И когда нам говорят: «Вы разрушаете этот храм, но что создаете на его месте?» — мы отвечаем: «Мы создаем храм, гораздо более величественный. Мы создаем веру человека в себя». Когда христианство кричало о страшном суде, когда кричало о боге правды, который хочет очистить землю, то оно ждало этого страшного суда в лице сына божьего, который сойдет с небеси, окруженный ангелами. А мы не только пророчествуем, мы делаем. Но только вместо ангелов мы ставим само сознательное человечество.

«Страшный суд» начался. Но мы на этом но успокаиваемся и даже не спрашиваем, почему это «судьба жертв искупительных просит». Мы знаем, что природа не имеет в себе никакого сердца потому, что природа есть необъятный разлив сил и энергии, нецелесообразный, который создает и разрушает в слепой игре, в борении частей. Но из этого борения частей возникла мысль, возшп; ее величайший представитель, которого мы находим в нашем опыте, — человек. И этот человек, упорядочивая спои внутренние силы, иачинают понемногу развертывать свою власть над природой, чтобы принять то, что в ней есть хорошего, сломить то, что в ней есть дурного, и пересоздать ее. Пересоздать общество, пересоздать мир! До тех пор делать это, пока человек почувствует себя удовлетворенным и пока он не сможет сказать: «Правда и счастье мною обеспечены».

Но мы не кричим о таком рае и не думаем, что человек когда–то успокоится в трудах своих. Напротив, нам хочется сказать, что высшее счастье есть необъятное желание человека завоевывать все большее и большее и что нет пределов этому.

Приходит к нам какая–то усталая философия и говорит, что все это бесцельно. Мы говорим, что человек должен идти все выше со ступеньки на ступеньку, ибо человек в XX в., который хочет нести с честью это звание, хочет быть все лучше, и не сам по себе, а ведя за собой все человечество.

Нам не нужно церковных свечей и фонарей. Нам нельзя верить в бога, так же как нельзя верить в чурбан какого–нибудь тунгуза. Это прошло, как отмерло.

В отдельных закоулках мы все еще видим людей, которые молятся богу, которые надеются на бога и которые вследствие этого дурно выполняют свое человеческое назначение, которые вследствие этого искажают свое назначение, и, видя это, мы вынуждены не только отказаться от веры в бога, но мы должны бороться за то, чтобы и другие сбросили эти лохмотья и, надев лучшие одежды, стали бороться за лучшее человечество.

Это не есть тот нигилизм, которым нас пугают: «внутреннее опустошение», «лишение идеала». Это есть подъем на высшую стадию развития. К этому мы вас зовем. Это — есть новейшая моральная и научная точка зрения. Вот почему нельзя и не надо верить в бога и можно и надо верить в человечество, а для нашего времени в его авангард — пролетариат.

РЕЛИГИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ

Данную речь А. В. Луначарский произнес в апреле 1925 г. па I съезде Союза воинствующих безбожников СССР. Затем ее текст был опубликован отдельной брошюрой (Луначарский А. В. Религия и просвещение. Труды Первого всесоюзного съезда безбожников. Стенографический отчет, вып. 4. М., 1925).