РЕЛИГИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ - Страница 87

Что значит, однако, эта фраза? Я вспоминаю прекрасный комментарий к этому месту евангелия моего здешнего университетского учителя, профессора Ф. Ф. Зелинского, который говорил, что евангельское место, переводимое нами «не противься злу», так же равноправно можно перевести словами «не противься злом», творительным, а не дательным падежом. (Посмотрите греческий подлинник, — я не вхожу здесь в филологические тонкости по понятным причинам.) Христос проповедовал не непротивление злу, а непротивление злом, т. е. не противился бессмысленными, не приводящими к цели методами. Христос провозгласил приоритет, первенство нравственного влияния, не отказываясь в исключительных случаях и от физического воздействия для достижения идеи человечности: бичующих изгнал и осудил всех, кто не будет пленен очарованием красоты его идеала. Вам, революционерам, за это осудить Христа прежде всего нельзя потому, что вы сами — сторонники диктатуры. Но несмотря на то, что мы живем в век диктатуры, я позволю себе напомнить смысл диктатуры. Ведь диктатура и с точки зрения воинствующего марксизма это не перманентное состояние, а лишь известная историческая необходимость. Диктатура будет существовать лишь дотоле, пока но будет уничтожена эта классовая перегородка, а сами вы ее разбиваете по двум фронтам (я бы сказал, не только по фронту военного коммунизма, по и по фрочту того Наркомата, во главе которого стоит уважаемый Анатолии Васильевич), вы просвещаете, вы берете метод воздействия духовного, интеллектуального, педагогического, духовного оружия. За что же пы упрекаете Христа в ничегонеделании или непротивленчестве, когда он за 2000 лет до вас впервые так вселенски употребил этот же метод? Итак, лишь дворянская — да простится мне резкое слово — отрыжка Толстого позволила ему так исказить подлинную психологию Христа. Таким образом, евангелие, Христос, с точки зрения социальной, являются факторами прогресса в глубочайшем смысле этого слова, являются факторами, которые желают использовать прежде всего утонченные духовные методы, не отказываясь, в крайнем случае, и от тех резких принципов, которые, как вам кажется, вы впервые избрали.

Граждане, я стараюсь кончать. Два слова — и речь моя закончена. Если я сказал, — и в зале я заметил волну улыбки, — что в сущности вы все пропитаны христианством, даже те, кто его отрицает, то, повторяю, я не сказал лишь эффектного, но легкомысленного парадокса. Граждане, позвольте вам напомнить о пустяке, об аксиоме: мы все с вами здесь окружены воздухом, дышим им все: аудитория, и революционно настроенная, и христиански настроенная, дышит одинаково. Граждане, а вы замечаете этот воздух, вы думаете об этом воздухе, вы размышляете об его химическом составе, вы замечаете физиологический процесс вашего дыхания, вы думаете об условиях физиологии дыхания? Меньше всего. Даже случайно присутствующие врачи, пожалуй, об этом забыли, а воздух существует, и воздухом дышим все мы. Он все пррникает. Он незаметен, но без него нет жизни. Мы потому его не замечаем, что привыкли к нему, что мы в нем всегда. Так и идея христианства: она, как воздух, как атмосфера, облегает весь земной шар человеческой истории, христианством пропитана и вся современность, ибо те идеи, которые противопоставляет сейчас марксизм христианству, например — идеи братства, бесклассовое состояние, как вы говорите, — терминология у вас, конечно, не евангельская, согласен, — идея бесклассового государства, бесклассового человечества, грядущий «цукупфтштадт», где нам будет так хорошо, ведь это же идеи Христа — его учение о всечеловеческом братстве. Когда вы говорите, что вы за принцип труда, то я напомню, что, — несмотря на то, что Анатолий Васильевич одиозно отозвался о лозунге: «нетрудящийся да но ест», этот лозунг я видел в разных городах па ряде революционных плакатов. Я лишь огорчался, что нет ссылки на апостола Павла, на его послание к солунянам, откуда взят этот лозунг. Когда же вы говорите о принципе борьбы, борьбы даже до крови, то этот принцип борьбы даже до крови за свою идею первый осуществил Христос, распятый на Голгофе. Таким образом, христианство с точки зрения социально–общественной прежде всего не меньше, чем ваш социальный подход. Христианство даже и безмерно больше, поскольку оно захватывает все человеческое «я», а вы — лишь социальный его момент, но об этом, по условию, я сегодня умолкаю, речь в этой плоскости пойдет завтра. Поэтому я сказал бы, что все те социальные счеты, которые вы преподносите христианству, написаны не пером марксиста, не пером ученого, а пером человека, плохо помнящего историю.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО А. В. ЛУНАЧАРСКОГО

Товарищи, я с большим удовольствием беру слово для ответа на очень интересный содоклад гр. Введенского. Гр. Введенский представляет собою в значительной мере крайнее левое крыло нынешнего официального христианского самосознания и, обладая большим талантом оратора и большой эрудицией, наверное, перед столь обширной аудиторией привел самые веские аргументы, какие привести в защиту его строя идей возможно; поэтому весьма интересно с такими последними, наиболее существенными аргументами посчитаться.

Я постараюсь идти по стопам моего оппонента, от пункта к пункту, и полагаю, — что не пропущу ни одного из его утверждений, направленных против тезисов, которые я выставил в моем основном докладе. Гр. Введенский устанавливает, что марксизм — прежде всего экономика и даже, может быть, целиком экономика, в то время как христианство гораздо шире и после всего экономика. К этому я должен сделать поправку: марксизм не есть только экономика, марксизм представляет собою целостное философское миросозерцание и совершенно определенно (и с полной уверенностью) претендует на то, что оно дает ответ на все вопросы, в том числе и на те, которые были поставлены религией. В завтрашней нашей дискуссии гр. Введенский будет излагать философские взгляды христианства; я постараюсь доказать, что мы имеем не менее стройную, законченную философию, только не зараженную остатками древних представлений, а идущую целиком по путям нового, точного, научного, критического человеческого мышления.